Дивный новый фиджитал-мир. Все еще маркетинговый ход или идеология будущего? 

Термин «фиджитал» громко выстрелил еще в 2010-е, когда все заговорили про фиджитал-маркетинг, предполагающий реализацию интерактивной коммуникации с аудиторией посредством комбинации цифровых инструментов с физическими. Тогда же начали рассуждать и о новой эпохе развития бизнеса в целом, а также о качественно отличной от предыдущих мировоззренческой парадигме, символизирующей окончательное сплетение реальности и виртуальности в рамках нашего повседневного опыта. В нынешнюю постпандемийную эпоху, когда тоска по «аналогу» ощущается особенно остро, а передовые цифровые технологии вступают на новый виток развития, концепция фиджитал-мира получает дополнительные культурно-обусловленные коннотации. Философ Александра Танюшина разбирается, почему диджитал-компании начали активно говорить о нашем гибридном будущем и какие технологические тренды грядущего года призваны подкреплять их доводы.

Хотя понятие phygital (physical + digital) было предложено в 2007 году генеральным директором брендингового агентства Momentum Worldwide Крисом Вэйлом, сама идея гибридного материально-виртуального мира не нова. В разных трактовках она периодически возникала то у научных фантастов, то у первых теоретиков киберкультуры (например, в книгах Элис Мэри Хилтон), то, наконец, у исследователей сетевого общества. Последние утверждали, что мы будем жить в мире, «в котором комбинация социальных сетей и медиасетей формирует основной способ организации наиболее важных общественных структур на всех уровнях».

Своеобразными провозвестниками фиджитализма можно считать и многих постмодернистских философов. В этом контексте особенно часто упоминается Жан Бодрийяр, автор идеи «гиперреальности», предполагающей размывание границ между реальным и воображаемым и тотальную подмену всех знаков симулякрами. Гиперреальность — это «фетишизм утраченного объекта», «эстетическая галлюцинация», «мир, сотканный из иллюзий и симуляций». Хрестоматийным примером для Бодрийяра становится Диснейленд – пространство воплощенных иллюзий:

«Имажинерия Диснейленда не является ни истинной, ни ложной — это машина апотропии […] Этот мир претендует на то, чтобы быть детским, чтобы убедить в том, что взрослые находятся в другом месте — в «реальном» мире, — и скрыть, что настоящая инфантильность повсюду, и это инфантильность самих взрослых, которые приходят сюда проиграться в детей, чтобы ввести самих себя в заблуждение относительно своей реальной инфантильности».

Постмодернистские трактовки социальных практик, безусловно, имели преимущественно критические коннотации. Однако параллельно с ними в 1990-е годы стал также активно распространяться и социальный технооптимизм, подкрепленный идеями цифрового киберлибертарианства, пост- и трансгуманизма, киборгизации, техноэтики в духе Роя Эскотта. В качестве своеобразной критики всех этих идей философ Питер Ладлоу в 1999 году опубликует свой знаменитый сборник «Криптоанархия, кибергосударства и пиратские утопии».

В результате описанных тенденций в западноевропейской культурной традиции 1980–2000-х годов сформировалось достаточно неоднозначное отношение к идее слияния цифрового мира с физическим. Это заметно по литературным произведениям, кинематографу и другим проявлениям популярных медиа того времени. Однако уже в 2010-е начинает формироваться культурная логика нового типа, в рамках которой идея тотальной цифровизации осмысляется уже в ином ключе.

Постцифровой поворот и конец мифа о виртуализации

«Сейчас мы живем в цифровую эпоху, но в будущем цифровизацию заметят только по ее отсутствию, а не присутствию, подобно воздуху и питьевой воде. Признайте это — цифровой поворот подошел к концу», — пишет еще в 1998 году теоретик медиа и футуролог Николас Негропонте. 

Во многом эти слова оказались пророческими: цифровизация действительно стала повсеместной, информационно-вычислительный слой окутывает буквально всю нашу жизнь. Однако не сбылись те радикальные прогнозы, которые были так популярны во второй половине прошлого столетия: мы не живем в виртуальных симуляциях, как и не летаем на машинах над городами. И, что самое главное, современное мышление все меньше оперирует оппозицией «реальное-виртуальное», заменяя ее связкой «физическое-виртуальное». Все потому, что информационный слой начинает все больше обрастать реальными ценностными значениями и смыслами, которые, по убеждению разработчика и популяризатора концепции Web 2.0 Тима О’Райли, появились в сетевых проектах 2000–2010-х годов за счет роста вовлеченности самих пользователей в процессы развития онлайн-сервисов и социальных платформ (блогов, вики-проектов, соцсетей).

Становление новой интернет-культуры совпало по времени с формированием широкого круга концепций, объединенных зонтичным термином «постпостмодернизм». Все они призваны дать всеобъемлющую и непротиворечивую характеристику культурной логики современности, став своеобразной альтернативой постмодернистской теории. Несмотря на то, что большинство этих концепций не выдерживают критики, их распространение отразилось на массовой культуре, в которой тут же стали активно распространяться идеи «новой искренности» и «новой эстетики».

Движение «новой искренности» стало ответной реакцией современного поколения на ироничный скептицизм постмодерна с его неоднозначным взглядом на будущее. Оно нашло свое выражение в популярных сетевых медиа, литературе, кино и музыке и со временем стало ассоциироваться с любыми формами демонстрации чувственности, серьезности и ценностно-ориентированного мировоззрения в массовой культуре.

Похожие мотивы наблюдались и в цифровом искусстве. «Новая эстетика» (термин ввел в 2011 художник Джеймс Бридл) переосмысляет творческие и выразительные методы диджитал-арта, которые, начиная с самого зарождения компьютерного искусства, основывались на принципах дематериализации, виртуализации и телеприсутствия.

«Новая» или «постцифровая» эстетика — это реакция современной эпохи на прошлые призывы к тотальному переходу «в цифру», выраженная в частичном возвращении к физическому и телесному опыту, а также в тоске по аналоговому миру и «ауре» оригинальных авторских произведений.

Действительно, в творчестве нового поколения медиахудожников 2010-х годов становится заметной тенденция к материализации цифровых форм и образов, в связи с чем в арт-критике того времени закрепляется термин «пост-интернет искусство».

Поэтому неудивительно, что распространение фиджитал-тренда в маркетинге стало находить отражение и в художественных формах. Термином «фиджитал-арт» со временем стали нарекать 3D-скульптуры, изначально смоделированные в цифровом варианте, интерактивные цифровые инсталляции, всевозможные практики киберперформанса и т. д. В криптоискусстве понятие «фиджитал» стало применяться для обозначения физических активов, состоящих из цифровых метаданных (NFT) и физических объектов, призванных стать материализацией цифрового значения токенов. В качестве примера можно привести коллекцию подвесок CryptoPunk — результат коллаборации Yuga Labs и ювелирной компании Tiffany.

Фиджитал-утопия сегодня

Начало 2020-х стало поистине трансформационным: пандемия, геополитические кризисы, метаверс-хайп, ИИ-революция — все это, безусловно, отразилось и на умонастроениях потребителей информационного контента. Рост цифровой грамотности, связанный, с одной стороны, с повальным увлечением технотрендами и формированием феномена «техноэкспертов» и, с другой стороны, ростом цифровой осознанности, совпал с ностальгией по аналоговому миру, культурной ретроманией, идеями нового материализма и экологического мышления. Все это стало причиной отказа крупных коммерческих корпораций от дальнейшего продвижения мифа о тотальной виртуализации всех наших коммуникаций, на смену которому приходит миф о физико-цифровой конвергенции. Этот миф во многом зиждется на идее «расширенной реальности» (extended reality), понимаемой, как бы ни тавтологично это звучало, в самом широком смысле: раз человечество не хочет стоять перед выбором «цифровой мир или физический», значит, ему надо предоставить возможность комбинировать и тот и другой.

Эта идея продвигается как на уровне технорынка (мы помним, что за 2023 год сразу две крупные компании, Meta Quest 3 и Apple Vision Pro, анонсировали выход своих гарнитур смешанной реальности), так и на уровне цифрового тренд-сеттинга: диджитал-разработчики, маркетинговые компании и представители креативных индустрий наперебой говорят о пространственных вычислениях, воплощенном интернете, WebAR и т. д. Развитие технологий дополненной и смешанной реальности, а также их активное внедрение в сферы образования, медицины, инженерного дела и, конечно, искусства и развлечений, на формально-стилистическом уровне также поддерживается практиками дизайна и производства видеоконтента, основанных на комбинации аналоговых медиаобразов с цифровыми (3D-моделирование, CGI и т. д.).

Помимо того, что физические и пространственные данные будут активно дополняться информационными слоями разных уровней, «расширение» будет также происходить за счет увеличения агентности ИИ-систем, а также их интеграции во всевозможные цифровые приложения и медиаплатформы (от встроенных голосовых помощников до полноценных виртуальных инфлюенсеров), а также физические продукты (что, возможно, сулит нам скорое возвращение тренда на «интернет вещей»). Наконец, уже сейчас формируются нарративы об «усиленном интеллекте», идеи которого еще в 1990-е годы развивали философы под грифом «расширенное сознание».

Судя по годовым отчетам крупных коммерческих компаний, идея «расширенной реальности» и фиджитал-мировоззрение будут формировать новое видение мира в ближайшее десятилетие. Но добавим ложку дегтя: подобные прогнозы все еще носят весьма идеалистический характер и пока кажутся ничем иным, как очередным техноутопическим мифом о гибридном мире. Даже несмотря на то, что технологии смешанной реальности в связке с ИИ обещают стать более доступными и инклюзивными, а фиджитал-видение во многом является ответом широкой аудитории на происходящие социокультурные трансформации, подобные решения еще не способны решить проблему цифровой дивергенции. Информационные технологии все еще недоступны для некоторых социальных групп, из-за чего «расширяться» наша реальность пока будет лишь для весьма ограниченных слоев населения.

По этой причине сегодня активно говорят еще об одной новой идеологии XXI века — TESCREAL («трансгуманизм, экстропианство, сингуляритаризм, космизм, рационализм, эффективный альтруизм и долгосрочность»). В ее основе лежат идеи расширения реальности, усиления человеческого разума, увеличения продолжительности и качества жизни, подкрепленные соображениями о космической колонизации, цифровой загрузке личности и, конечно, развитии сверхразумного AGI. Тимнит Гебру, основательница Исследовательского института распределенного искусственного интеллекта (DAIR), полагает, что распространяют идеи «тескреализма» крупнейшие представители Кремниевой долины, откуда они затем переходят в популярный медиадискурс. О новом мифе рассуждает и философ Эмиль Торрес:

«“Тескреализм” основан на вере в то, что передовые технологии — это наш билет в мир, в котором, как пишет Сэм Альтман, “человечество процветает до такой степени, которую, вероятно, никто из нас пока не может полностью представить”. Тескреализм — это мировоззрение, основанное на грандиозном видении, которое выросло из пересекающихся движений и идеологий».

Философ отдельно подчеркивает, что у этой концепции очевидно есть и темные стороны,  акселерационистская и «думерская»: переход в «новый мир» может оказаться стремительным, бесконтрольным и незаметным (а потому и опасным) именно в силу того, что «смешанные технологии» могут стать действительно всепроникающими и окончательно стереть все видимые границы между физической реальностью и цифровой.

По этой причине видение нашего будущего «гибридного мира» все еще находится в бесконечном колебании между крайностями утопии и дистопии. Закон пропорциональности работает беспрекословно, и на каждую фиджитал-сказку в ближайшее время будет еще много фиджитал-хорроров. Нам остается только запасаться попкорном и смотреть, что будет дальше.  Именно поэтому британский писатель-фантаст Чарльз Стросс в одной из своих последних статей, посвященных современной «ситуации воплощенного Sci-Fi», пишет:

«Миллиардеры из техкомпаний, находящиеся сейчас “за рулем”, приняли поучительные истории из старой доброй научной фантастики за дорожную карту, а мы все оказались в ловушке на пассажирском сиденье. Будем надеяться, что перед нами не обрыв».