Лонгрид: Биткоин как символ свободы

В знаменитом романе Олдоса Хаксли «О, дивный новый мир», который вместе с замятинским «Мы» и оруэлловским «1984» входит в так называемую большую тройку антиутопий, основная идея заключается в противопоставлении счастья и свободы. Spoiler alert – автор полагает, что одно с другим совершенно не сочетается. В доказательство он приводит общество счастливых рабов собственных гнусных инстинктов, в котором единственный свободный человек, прожив всего несколько месяцев, предпочёл повеситься.

Хотя пример Дикаря, который явно вовсю подмигивает вольтеровскому Кандиду, можно легко списать на драматизм, без которого хороший роман не напишешь, основная идея Хаксли достаточно хорошо иллюстрируется и примерами из мира нынешнего. Современные условия существования человека фактически заворачивают оруэлловское «свобода – это рабство» в миленькую обёртку из хакслиевского счастья.

Достаточно очевидно, что любой корпоративный бренд апеллирует к определённой целевой аудитории, и успешность этого бренда напрямую зависит от того, насколько хорошо представляемый им продукт способен удовлетворить нужды этой самой аудитории. Однако удовлетворение совершенно необязательно должно происходить на самом деле – обычно вполне достаточно сляпать в меру убедительную иллюзию того, что это случилось. Например, некоторая газировка, которая, как сообщают слоганы, призвана нокаутировать жажду, содержит такое количество сахара, что жажду эту на самом деле только усиливает и тем самым, вероятно, увеличивает продажи.

Стремление человека к свободе – это свойство едва ли не более фундаментальное, чем жажда. Точно таким же свойством является и стремление человека к тому, чтобы сделаться счастливым. Между тем, если свободу худо-бедно можно определить, как возможность делать всё, что заблагорассудится, с определением счастья всё совсем плохо. Отсутствие общего мнения о том, что же это такое, за один только двадцатый век угробило почти сто миллионов человек.

Современные технологии дают возможность нарядить счастье свободой и получать за это умопомрачительные деньги. Продукция компании с фруктом на логотипе, например, создаёт иллюзию свободы, подсовывая подразумеваемое «с помощью нашей продукции вы можете делать всё, что хотите». Именно этот принцип лежит в основе сверхуспешного маркетинга, который она проворачивает уже который год. Аналогичную идею продвигает и её корейский конкурент. Между тем, совершенно очевидно, что никакой свободой тут и не пахнет – часть приложений в чёртовом телефоне вам совершенно не нужны, часть засунута туда спонсорами, но удалить их человек без хакерских наклонностей не имеет никакой возможности. Между тем, эти приложения вяло жрут ресурсы устройства, в сумме занимают память, которую можно было бы израсходовать на что-то более нужное владельцу. Туда же относятся и платные подписки, и, наконец, вездесущий геотрекинг и механизмы СММ, которые уже точно знают, где вы находитесь, сколько вам лет, и что вы наверняка еще не создали семью и вам срочно нужно установить тиндер.

Между тем, обладание пресловутой машиной, которая врёт про то, что делает свободным, делает обычного человека вполне счастливым – ему вполне достаточно верить в то, что свобода есть. В этом смысле можно вполне сказать, что счастье – это иллюзия свободы.

Неправильное понимание самой идеи свободы, однако, не делает новые технологии орудием рабства. Тот же биткоин благодаря своей децентрализованности вполне может претендовать на звание бренда свободы. В конце концов, его толком никто не регулирует, ему до лампочки государственные границы, в его архитектуре отсутствуют какие-то центральные органы управления. Даже его волатильность, которой профессиональные экономисты запугивают своих непослушных детей, вполне ассоциируется с идеей свободы. Рост популярности биткоина достаточно легко объясняется лежащими в его основе технологическими новшествами, однако если рассматривать его не как средство, а как бренд, становится понятно, что концепция «свободных денег» находит значительный отклик в условиях мягкого затягивания гаек государственного контроля, которое происходит повсюду.

Биткоину противятся потому, что он является свободными деньгами. Однако важно понимать, что происходит это не от того, что условное правительство спит и видит, как бы получше контролировать граждан. Условное правительство побаивается свободных граждан потому, что совершенно неправильно понимает, что же такое свобода.

Граждане, впрочем, не отстают от своих вождей и тоже старательно ошибаются в понимании сути свободы. Именно благодаря этому с биткоином ассоциируется не только возможность быстро и практически бесплатно отправлять деньги куда угодно, но ещё и наркотраффик с финансовыми пирамидами, а такие номера способны запороть имидж кому угодно.

Определение свободы как возможности делать то, что хочется, фундаментально неверно. Это определение вполне подходит к агрессивной анархии и за час способно превратить обычный город в кучу обугленных руин, потому что одному всегда были по душе изнасилования, другому – массовые убийства, а третьему – взрыв целых населённых пунктов с помощью прикупленных намедни через интернет ядерных боеголовок.

Настоящая свобода – это возможность не делать то, что не хочется. Не воевать, например. Не платить бесстыжие комиссии за денежные переводы. Не работать на дьявол знает как доживших до наших дней феодалов из Священной Римской империи.

Регулирование биткоина так ужасает совсем не потому, что лишит его пользователей анонимности или других симулякров – оно ужасает потому, что фактически является ограничением самой свободы, с которой биткоин сознательно или полусознательно уже давно ассоциируется в среде своих фанатов.

Однако до тех пор, пока свободу понимают неправильно, власти будут пытаться втюхать народу счастье. Которое, по Хаксли, является рабством – и которое, в свою очередь, по Оруэллу, является свободой. И пока эта бессмысленная путаница понятий не прекратится, регулирование биткоина продолжит оставаться его единственным и неповторимым будущим

Jenny Aysgarth специально для ForkLog.com